Сид воодушевлен и преисполнен величия; он поправляет багровые манжеты, придирчиво выбирает галстук и чувствует себя по меньшей мере императором. Из зеркала на него смотрит хищными желтыми глазами редкостный щеголь и сутенер, самый настоящий господин Рахли. Услужливые руки стилиста подают Сиду бархатный пиджак, и тогда он, довольный собой, горделиво вскидывает подбородок.
- Прекрасно, - мурлычет Сид, надежно пряча во внутренний карман зажигалку и портсигар. – Можешь идти.
Теперь, одетый, как подобает случаю, господин Рахли может со спокойной душой спуститься в концертную залу, где только сегодня, в день ежемесячного спектакля, будет расположен знаменитый бар Шлюхоскреба. Самые богатые, влиятельные и похотливые люди галактики соберутся, чтобы лицезреть изысканнейшее из выступлений куртизанок, а Сид – о, Сид станет дирижером этого потрясающего действа! Настоящий маэстро, искусный ювелир, под чуткими пальцами которого любое симпатичное личико способно стать драгоценностью в короне повелителя Шлюхоскреба.
- Итак, - улыбается Сид и заглядывает за кулисы, алчно потирая ладони в предвкушении прибыли от сегодняшнего вечера. – Все готово? – и глаза его, щурясь, выискивают цепким звериным взглядом всякую оплошность.
Дамы всевозможных форм, как и подобает приличным девушкам их профессии, едва одеты; в высоких прическах прячутся крошечные шляпки, а прелести чуть прикрыты шелками и кружевами. Юноши и мужчины, разумеется, тоже готовы предстать перед зрителями во всей красе: нежное белье и молочные змеи галстуков – вот и все, что на них надето.
– Что за дерьмо? – господин Рахли скалится и подходит к ближайшему участнику грандиозного концерта. – Чьи кривые руки завязывали эти узлы? – Сид тянет бедолагу за галстук и, вскидывая брови, указывает на свой собственный безупречный узел у багрового ворота. – Перевязать, сейчас же!

Выступление проходит именно так, как рассчитывал господин Рахли. Он восседает у своего столика, придирчиво оглядывает сотрудников и приветливо здоровается с клиентами, спешащими пожать руку знаменитому Сиду. «Здравствуйте, господин Рахли, сэр, мы бесконечно рады видеть Вас!» - нескончаемый поток лести и заискиваний; настоящая музыка для ушей сутенера. Разумеется, Сид тоже рад видеть всякого посетителя, а еще больше он рад присутствию их пухлых кошельков. Пожалуй, не будь этого потрясающего чувства превосходства, ощущения величия, вознесения над окружающими – и в конце концов подобные мероприятия наскучили бы господину Рахли.
Впрочем, и на них временами случалось наблюдать нечто любопытное. Как, например, сегодня: неожиданные рогатые гости устроились у столика, открывающего Сиду отличный вид на чужеземцев. Толпа торгашей, получивших, должно быть, свои быстрые деньги и готовых просадить их именно здесь, в лучшем борделе галактики. Гогочущие храары, хихикающие вестанцы и один невозмутимый сарганец – что может быть более диковинным? Пожалуй, только тот факт, что один из них откровенно пялится на господина Рахли.
Храар такой, каких Сид редко видит в своем борделе: самоуверенный, нахальный, блещущий юностью и силой. Подобные ему редко предпочитают легкую добычу возможности поохотиться, и в этом, пожалуй, господин Рахли отлично понимает подобных несносных типов. Стоит, однако, отдать должное данному конкретному типу: красавчик, в разрезе жилета которого угадывается потрясающая фигура; о, такого Сид продал бы любому за огромные деньги! Сквозит даже шальная мысль о предложении храару работы, однако она мгновенно теряется, стоит только упомянутому рогатому товарищу широко и совершенно очаровательно улыбнуться господину Рахли.
Сид, пробыв в замешательстве не более секунды, скалится в ответной ухмылке и приветственно кивает, поднимая бокал вина за неожиданного ухажера. Ему кажется, что все это чертовски забавно: неужто во вселенной нашелся смельчак, готовый без смущения заигрывать с господином Рахли?

Сиду весело, он чувствует себя мальчишкой, тем самым зеленым юнцом, которого когда-то осыпали витееватыми комплиментами богатейшие мужчины Вегаса. Тогда, много лет назад, маленький господин Рахли только скалился и хищно щурил желтые глаза; не для того он сбежал от замужества, чтобы отдаваться чужеземцам! О, Сид желал продемонстрировать силу целому миру, выставить напоказ всю свою мужественность и заставить уважать себя так, как никто и никогда не стал бы уважать Леуса ибн Ошвара на далекой Астхарше.
И что же? В руках Сида и власть, и вожделенное уважение, и теперь в его кошельке столько денег, что даже сила, на которую когда-то полагался мальчишка-дикарь, больше не нужна. Господину Рахли стало скучно, и скуку эту могли развеять только новые ощущения, неизведанные удовольствия и опасные игры. Как, например, игры с широкоплечим храаром, глядящим на Сида восхищенно и цепко. Так на Астхарше глядели на желанных юношей; о, господин Рахли уже давно не юноша, а потому сегодня подобное внимание льстит старому сутенеру.
- Если эта дрянь меня не отравит, - смеется Сид и небрежно бросает сигарету в хрустальную пепельницу. Наглый храар отчего-то нравится ему, и острые уголки губ, приподнятые в нахальной улыбке, кажутся совершенно очаровательными. – Как твое имя, смельчак?
Господин Рахли принимает из рук незнакомца флягу и, решительно отпив (а что он, не мужик, что ли?), почти мгновенно жалеет о принятом решении. Не в силах сдержать отвращение, Сид хмуро кривится в бархатный рукав, как мальчишка, впервые хлебнувший крепкий алкоголь.
- Прости, ковбой, но твое пойло сведет меня в могилу, - хрипло хохочет господин Рахли и властным жестом подзывает официанта. – Сегодня мы будем пить то, что принадлежит мне. Считай это щедрым подарком дядюшки Сида.

Бутылку рома спустя дядюшка Сид уже решительно пьян; он знает, что сногсшибательного наглеца следует именовать Хошем (никакие попытки воспроизвести полное имя храара не принесли вразумительных результатов), что этот самый наглец является контрабандистом и явился в бордель исключительно ради посещения этакой достопримечательности. Господин Рахли долго смеялся: странные же у храаров представления о культурных учреждениях!
- Хош, дорогой, - мурлычет Сид; он думает, что ему уже очень давно не было так хорошо и легко. – Ты в самом деле смельчак. Сидишь, отвешиваешь комплименты самому Саблезубому Сиду! - господин рычит и скалится, демонстрируя, очевидно, свою звериную мощь. – Должен признать, ты мой единственный ухажер за последние полвека. Такими темпами, глядишь, залезешь в панталоны самой Королеве!

Господин Хош льстец, редкостный подхалим и совершенно очаровательный сердцеед. О, Сид с удивительной живостью воображает себе прекрасных заморских принцесс (или, может, принцев?), что наверняка были подкуплены этой самой самоуверенной ухмылкой, такими же красочными комплиментами и, конечно, двумя парами рук, открывающими невообразимые просторы удовольствий. Господин Рахли, как и положено всякому старому сутенеру, уже представляет себе множество применений такому чертовски удобному количеству конечностей.
Впрочем, Сид – совсем не заморская принцесса (и даже не принц), а потому решительно настроен не поддаваться чарам рогатого наглеца. Приятный вечер в компании красавчика и доброй тонны комплиментов; разве не хватит этого тому, кто дорожит своей репутацией? Господин Рахли уже видит пестрящие злостной клеветой заголовки: «Грозный лев на деле оказался котеночком!»
Кажется, проходят считанные секунды, и вот уже безбожно пьяный Сид готов в корне поменять принятое мгновение назад решение. Отчего-то воспаленному извращенными фантазиями мозгу кажется, что пасть в глазах рогатого чужеземца непозволительно, недостойно лучшего сутенера галактики! А если представить эти руки, способные очутиться в четырех местах одновременно, перспективы гипотетической совместной ночи видятся даже чрезмерно радужными. И почему господину Рахли раньше не приходило в голову отыскать себе любовника?

Смазливые альфонсы успели порядком наскучить Сиду, и теперь, волоча за собой махину на добрых полторы головы выше себя, он словно бы слышит давно забытый аромат терпкого табака Асткарше. Так пахнет азарт. Так пахнет свобода, равенство и право выбора: благородно-горько и гордо. Господин Рахли, когда-то до дрожи в коленях боявшийся близости с мужчиной, как рабского ярма, теперь, наконец, чувствует, что волен сам решать, с кем делить ложе. Сегодня он решает, что хочет господина Хоша так, как не желал никого за последние годы.
Затолкав новоиспеченного любовника в пропитанные благовониями покои, Сид плотно запирает за собой дверь (во избежание ненужных слухов, разумеется), а потом – разом расслабляется, давая волю всем желаниям и мыслям, что метались в голове на протяжении всего вечера. Многострадальный ворот жилета Хоша вновь подвергается жестокому нападению, чтобы господин Рахли мог без труда впиться в губы наглеца жадным, пожалуй, даже чрезмерно агрессивным поцелуем. О, как давно Сид не мог позволить себе забыться, расслабиться, выпустить зверя, сросшегося за долгие годы с человеческой душой. Что ж, с таким любовником сегодня можно все; можно рычать в чувственные поцелуи и заслуженно млеть, будучи крепче обнятым в четыре руки. Можно чувствовать, как нарастает возбуждение от желания покориться, и не злиться на себя за эту постыдную слабость.

Быть бесцеремонно прижатым к двери собственной спальни, облапанным всюду, куда смогли дотянуться многочисленные конечности храара - не это ли то самое, чего Сиду не хватало все эти годы? В брюках уже давно тесно, и ощущение опасности, уязвимости перед громадным мужчиной пульсирует в крови подобно афродизиаку. Хочется больше, сильнее и, ради всех богов, быстрее! Терпение спешно покидает мозг, опьяненный алкоголем и возбуждением, обнажая дикий темперамент уроженца Астхарше.
- Принцессу я еще припомню, - едва не мурлыча, обещает Сид и деликатно кусает ласкающие пальцы.
О, далеко не сразу господин Рахли понимает, что именно задумал хитрый храар. Между тем зеркало уже открывает поистине немыслимый вид, и безупречный господин Сид едва не захлебывается восторгом. В самом деле, почему раньше ничего подобного не приходило ему в голову?
Руки Хоша, кажется, повсюду; они гладят чувствительную шею и щекочут подушечками пальцев непривычные к ласкам соски, властно разводят дрожащие в нетерпении колени и нарочито медленно стягивают брюки. Господин Рахли больше не способен ни говорить, ни, тем более, мыслить хоть сколько-нибудь связно; как это вообще возможно, когда из отражения глядит незнакомый мужчина, глядит своими желтыми глазами с чудовищно расширенными зрачками, и приходится напоминать себе, что все это и есть он. Он сидит на коленях, почти срывая рычание в откровенные стоны, он намеренно ерзает задницей, и недвусмысленно упирающийся в ягодицы член вызывает дрожь именно у него. Ни страха, ни отвращения, ни ненависти к самому себе за слабость; вместо этого только желание как можно скорее отдаться храару, не спускающему томного взгляда с отражения.
- Быстрее, - рычит Сид, руки его беспомощно цепляются за ласкающие ладони Хоша, а сам он вытягивается и откидывается назад в попытке прижаться ближе, ощутить горячую грудь, почувствовать, как бьются под кожей два сердца любовника.
Разумеется, храар не спешит выполнять просьбы господина Рахли; вместо этого он, кажется, и вовсе замедляется до темпов сношения черепах. Потому Сиду не остается ничего другого, кроме как схватить ладонь Хоша и, настойчиво притянув ее к паху, запустить под белье, вздыхая и едва не всхлипывая от долгожданных ласк. Еще никогда никто не позволял себе дразнить и испытывать терпение господина Рахли. Впрочем, если судить по вздохам-стонам, нельзя сказать, чтобы подобный расклад не устраивал упомянутого господина.

- Еще раз назовешь меня принцессой и… Ох! – рычащая фраза, полная угрозы, безнадежно испорчена шумным возбужденным вздохом, сопровождаемым нетерпеливым движением бедер навстречу ласкающей ладони.
Руки Хоша гладят и ускользают, его слишком много и мало одновременно; кажется, еще немного – и господин Рахли, знаменитый владелец лучшего из борделей галактики, будет молить любовника о большем. Нет, даже в самых смелых мечтах Сид не мог представить, что это так приятно, когда кто-то другой ведет и контролирует, когда он может, наконец, ощутить, что властен не над всем. Господин Рахли одновременно зол и возбужден, понимая, что сегодня никто не станет выполнять его желания по щелчку пальцев.
Есть что-то невероятно волнительное в этом чувстве, словно вот-вот, еще немного, осталось чуть-чуть и… Сид не вполне понимает, что «и», ему впервые сложно осознать, чего именно он хочет, чего ждет и требует. Господин Рахли желает больше прикосновений повсюду; еще он хочет Хоша, этого нахального, но удивительно умелого мужчину, прямо сейчас. К несчастью, у храара, не отводящего пристального взгляда от отражения Сида, совсем другие планы.
Господин Рахли смотрит; о, он глядит внимательно и жадно, не смея упустить хотя бы мгновение поразительного пира ощущений. Еще никто не смотрел на Сида так тяжело и томно, словно в любой момент терпение Хоша может закончиться. Господин Рахли хрипло рычит, чувствуя, как ломает его в нетерпении той самой, последней капли.
- Ого, - Сид ухмыляется, шумно вздыхая, когда жестом фокусника храар извлекает из кармана заветный пакетик. – Хош, дорогой, мне не нравится сидеть без дела, - господин скалится и медленно проводит языком по губам. – Я мог бы…
Впрочем, нет, не мог бы; первый настоящий стон, словно выбитый кем-то из груди, и больше Сид не готов ни о чем говорить. Теперь его ласкают и спереди, и сзади, что, надо сказать, возбуждает куда сильнее привычных прикосновений нежных любовников. В волнении Сид хватает первую попавшуюся руку Хоша и сжимает ее, будто ища поддержки в переживаемых ощущениях.
- Хош… - зовет господин Рахли не своим голосом и заглядывает в хитрые глаза из отражения растерянно, едва не испуганно. – Хош, остановись, я же!..
Очевидно, всякие просьбы Сида храар способен воспроизводить исключительно наоборот, а потому спустя несколько мгновений, оглажен и взволнован непривычными ощущениями, господин Рахли изливается в ладонь Хоша, как мальчишка, от одних только ласк. Смущенный и возбужденный, Сид глядит удивленно и вдохновенно. О, разве мог он представить, что спустя пятьдесят лет найдется человек, способный снова пробудить в груди жар неподдельной страсти?

Сид чувствует себя мальчишкой, готовым отдаваться любви (и просто отдаваться, конечно, тоже) целую ночь. Храар потрясающе хорош, и чертовски хочется исследовать его идеальное тело, сантиметр за сантиметром, лаская горячими ладонями и губами, заглядывая в глаза и ловя каждый возбужденные вздох. Впрочем, до поры господину Рахли будет довольно и того, что он видит в отражении любимого резного зеркала; о, этот янтарный взгляд демона стоит каждого стона! Сид чувствует, как приятно защекотала нервы мысль о том, что храар удивительно похож на демонов из страшных сказок Астхарше, демонов, жаждущих наказать детей Шуудештры за тысячелетия заточения. Что ж, господин Рахли вовсе не против таких наказаний.
- Я хочу внутрь.
Сид шумно вздыхает, утопая в новой волне возбуждения, и взволнованно облизывает губы. Ему кажется, что сейчас он ничем не отличается от своих шлюх, точно так же раздвигающих колени перед незнакомыми мужчинами; ладони Хоша скользят по напряженной плоти, оглаживают разгоряченную грудь, и Сид думает, что далеко не всякая шлюха может позволить себе расслабиться в объятиях любовника. Пути назад больше нет, и потому он только согласно кивает; не менее согласно ерзают и бедра. Сид неожиданно осознает, что ласковых пальцев Хоша ему теперь мало.
Разумеется, господин Рахли понимает, что нужно делать. Уж кому, как не ему, знать, как ублажить мужчину; скольких прекрасных юношей и девушек ему пришлось обучить искусству любви! И все равно Сид безмерно благодарен терпеливому храару, нежному и властному, позволившему наслаждаться и только получать в свой первый раз. Теперь господин Рахли и сам готов смеяться над абсурдностью ситуации: как можно было ни разу не попробовать за полвека?
Все происходит слишком медленно; так медленно, что Сид, кажется, ощущает каждый миллиметр входящего в него члена. И кровь горячит мысль о том, что вот-вот никому не известный контрабандист, пропахший терпким ароматом путешествий, возьмет его, господина Рахли, точно так, как взял бы его десятки лет назад знатный мужчина Астхарше.
Нет, не так. Сид понимает это, когда Хош, хмурясь и вздыхая, замирает, а спустя мучительно долгое мгновение – вновь принимается ласкать, и целовать, и совершенно умопомрачительно шептать имя господина Рахли. Еще никогда никто не звал его так.
- Красавчик, я тебе не девственница, - хрипит Сид, привыкая к ощущению заполненности; ему хочется еще. Больше прикосновений, странных, неизведанных чувств, и прямо сейчас. Руки сами ищут чужие ладони, а бедра недвусмысленно ерзают, заставляя скалиться и едва не рычать от желания. – Кончай смущаться и шевелись, пока я не передумал.

Впору бы что-нибудь откусить новоиспеченному любовнику, но Сид, подкованный в делах любовных, не может не признать – каждое прикосновение, каждое слово храара возбуждает так, как давно не могли нежные юноши и не слишком нежные дамы. Все это – словно азартная игра, как вызов, где гордый господин Рахли силится сохранить лицо; с течением времени непосильна задача становится только сложнее: разве похож этот мужчина, сидящий на члене храара и оттого в наслаждении рычащий, на грозного и опасного зверя? Сомнительно, ох как сомнительно. Впрочем, стоит только Хошу начать размеренно покачивать бедрами, как все сомнения и переживания о драгоценной репутации летят к чертям; остается только чистое, концентрированное желание, и кроме похоти Сид больше не видит ничего во взгляде из зеркала.
Все совсем не так, как он себе представлял. В руках умелого любовника даже натянутая боль от напряжения кажется приятной, стоит только подумать, чем именно вызвана эта самая боль. На мгновение Сид даже ощущает укол зависти: как много девственников, побывавших в его собственных руках, могли похвастать до того чувственным первым разом? Однако и эти мысли, подобно многим до них, благополучно исчезают, когда от наслаждения из горла едва не вырывается удовлетворенное урчание.
Поистине, только в объятиях храара можно было испытать нечто подобное; и Сид, уже не впервые за вечер, благодарит судьбу за потрясающего любовника. Об этом, разумеется, господин Рахли спешит сообщить и Хошу: жадными движениями бедер, и шумными вздохами, и руками, неожиданно послушно обхватившими шею храара. Сид гладит, непривычно ласково, с упоением обнаруживая, что трогать Хоша чертовски приятно, и, не сдержав любопытства, скользит ладонью к изогнутому рогу, чтобы огладить и помассировать у самого основания, захлебываясь восторгом.
Теперь Хоша так много, что сердце едва поспевает за ритмом любовника и кажется, что в просторных покоях вдруг стало нечем дышать. Каждое движение Сид встречает с восхищенным рычанием; нет, даже в самых смелых мечтах он не мог вообразить, что однажды ему будет так хорошо во власти другого мужчины.
- Если ты будешь так сжиматься, меня не хватит надолго, принцесса, - хрипит храар, но самого господина Рахли хватает только на то, чтобы сдержать жалобный писк в ответ на очередную потрясающую реплику.
Что-то влажно и совершенно развратно хлюпает; Сид не сразу понимает, что это – звуки непосредственно из его задницы, и вызваны они ничем иным, как членом Хоша. Стоит осознать, что именно произошло – и оргазм настигает неожиданно и фатально, так, что господин Рахли еще долго не может прийти в себя.
Сиду с трудом верится, что страх, вросший в него даже при работе в борделе, исчез так легко и быстро, оставив после себя только чувство удовлетворенности и восторга. И кажется единственно правильным развернуться, чтобы заключить любовника в крепкие от переполняющих чувств объятия, чтобы целовать его плечи, тяжело и шумно дыша.
- Принцесса, значит, - наконец, ядовито шипит Сид, как только здравый рассудок вновь возвращается к нему. – Ну-ну.
Господин Рахли, вновь обретающий желание владеть ситуацией, с сожалением соскальзывает с колен храара и, жадно смяв губы любовника, хрипит:
- Серьезно, Хош, в двух шагах кровать, и я настаиваю на ее непосредственной эксплуатации, - хитро улыбаясь, Сид раздвигает пахнущие благовониями платки и спешит занять горизонтальное положение на этой самой кровати, похлопывая по шелковым простыням рядом с собой. – Раздевайся и тащи свою задницу сюда, - оставаться до конца ночи в компании холодных подушек господин Рахли явно не намерен; между ягодиц влажно, и Сид отчетливо понимает, что хочет еще. Хочет прикасаться и исследовать тело храара, хочет целовать его и безжалостно кусать плечи в порывах страсти. – Ну что, красавчик, выдержишь третий раунд?